В Люксембурге призывают пересмотреть практику насильственных мер в психиатрии

Galina Nelyubova, Unsplash
Новый доклад, подготовленный по инициативе омбудсмена Люксембурга Клаудии Монти (Claudia Monti), проливает свет на спорную и болезненную тему — меры принуждения в психиатрии, особенно в отношении детей и подростков. Речь идёт о физической фиксации пациентов, ограничении подвижности, иногда — о помещении в изоляцию. Всё это затрагивает не только здоровье, но и фундаментальные права человека: право на свободу и достоинство.
В отчёте приводятся случаи, когда детей плотно заворачивали в одеяла, чтобы ограничить их движения. Эти меры, подчеркивает Монти, могут быть чрезвычайно травматичными — особенно в ситуации, когда пациенту никто не объясняет, что и зачем происходит. «Для детей это не просто физическое ограничение. Это ощущение полного непонимания и утраты контроля», — отмечает омбудсмен.
Особенно тревожным стало открытие о том, что каждая клиника в стране применяет меры принуждения «по собственному усмотрению». Где-то в дело вмешивается врач — но только постфактум, а где-то решения принимаются медперсоналом без консультации с врачом вовсе. Такая фрагментарность порождает правовой вакуум и создаёт риск системного злоупотребления.
Документация по случаям применения насилия, как выяснилось, часто ведётся поверхностно или вовсе отсутствует. А альтернативные способы работы с острыми ситуациями даже не рассматриваются как опция.
Омбудсмен не ограничилась критикой — она предложила конкретные шаги. Среди них:
- Введение национального законодательства, унифицирующего правила применения мер принуждения во всех психиатрических учреждениях.
- Обязательное полное документирование каждого случая.
- Развитие коммуникации между медицинским персоналом и пациентами — в первую очередь с детьми.
Главная цель — сделать насильственные меры действительно исключением, а не привычной частью лечебной рутины.
Проблема, о которой говорит Клаудия Монти, лежит на границе медицины и прав человека. Любая форма принуждения в лечебной среде — это не только акт вмешательства, но и тест на зрелость системы: способна ли она сочувствовать, объяснять, искать другие пути? Или удобство персонала снова перевешивает интересы пациента?